мне не передать, что в моей черепной коробке телепередач
во мне залежи трупов, а твои губы — двери морга
every other freckle |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » every other freckle » the wild boys » признаки жизни // солнце мёртвых
мне не передать, что в моей черепной коробке телепередач
во мне залежи трупов, а твои губы — двери морга
найди атом в стоге молекул,
на фоне солнца остальные звезды блекнут
walkie t. - я не существую
в упаковке ровно тридцать две таблетки - это на месяц, и две еще останется. или одна - если дней ровно тридцать один, каждую надо поделить на две половинки ровно по отмеренной фармацевтическими компаниями линии: половину утром, половину вечером.
сегодня половинок оказывается на одну больше. мирон смотрит на белую горсть, сложенную аккуратным эллипсом в центре журнального столика, не менее аккуратно сгребает ее на край, пересыпает в ладонь и на секунду -
на самую долю секунды, на микро-, на нано-
задумывается, не отправить ли ее всю в рот. но россыпь мелкого жемчуга для настроения отправляется в урну - там еще какие-то мелкие обрывки, черновики черновиков, сломанные заслюнявленные карандаши - и таблетки теперь.
мирно прикрывает их сверху смятым клочком бумаги.
рудбой бы ввалил за это пизды, сквозь зубы бы отчитал, сверкая из-под очков своими темными глазами - сухими и беспощадными к его реальным, а не диагностированным, ментальным состояниям. потому что - мир, какого, собственно, хуя? потому что - тебе няньку нанять, чтобы вкладывала под язычок конфетки?
потому что ванька не выкупает такие вещи.
потому что ему кажется, что черного и белого достаточно, чтобы разукрасить мир (может, еще немного неона, который все заливает одним тоном), белые колесики, черные шторки, белые обои, черная посудка из набора для барби.
он и хату свою сделал монохромной, этот ванька. для него мир чуть проще, чем оттенки и полутона. ему нравится эссенция цвета и его отсутствия.
мирон это в евстигнееве находит замечательным, но ему все же не хочется быть уличенным в маленьком преступлении против разлома собственной личности. нахуй таблетки, но ваньку надо чем-то задобрить, усыпить бдительность, сказать - не приезжай, бро, все заебись, пишу текста.
соврать. соврать. соврать.
в диалоге с ванькой одни стикеры - тот их шлет, как ошалелый, дорвавший до сети старпер. это совсем не потому, что ваня глупый и не умеет выражать свои эмоции словами - еще как умеет, он такую отповедь может прочесть, что можно лечь и сдохнуть (что и так ближе, чем кажется). просто ваньку переполняют эмоции, и он весь из себя цельный, со своей улыбкой чеширского кота и его же повадками. мирон шлет в ответ стикер - он надеется, что ваня придет в восторг и не будет доебывать.
мир вытягивает на диване ноги, забираясь чуть выше, чтобы целиком их вместить. голова болит очень сильно, кажется, уже не проходит вовсе - от цитрамонов и седалгинов екает печень, под висками отборным долотом долбят навязчивые идеи, воспаленные фантазии, обрывки кошмарных снов. с той стороны - пустота студии и тишина, занавешенная двумя рядами плотных рулонных штор.
одиночество выдуманное, себе самому внушенное - на самом деле решения ждут куча дел, подготовка к дизу и к туру, повседневные вещи, прописанные в графике. на экране айфона появляется оповещение - ванька шлет в ответ глупые стикеры (сразу три штуки), а порчи пишет что-то про новые подгоны битов, но оба сообщения федоров даже не прочитывает. он тушит экран, откидывается на твердое изголовье, прикрывает глаза.
в такие моменты, когда полностью выносишь из сознания все сегодняшнее, все будничное, в голове появляется что-то, что давно там сидит. какая-то попсовая мелодия, декларативный стих маяковского, адрес подъезда с закладкой "линия восьмая - дом четыре а", лицо мамы.
в голове мирона сейчас - "я-сош-ла-с-ума",
ну, заебись
"мне-нуж-на-о-на-а".
мирон очень долго, очень старательно отгоняет от себя разные мысли, другие - про события недавнего времени, про славу и бар, про горящие фантомные поцелуи, про то, как сам просил, а карелин откликался. этот блядский сюр, пересохшее наутро губы (разумеется, от перепитого), тишина собственной хаты, плеснувшаяся в ебало больно, как кипяток. а мог. а могли.
"а-мы-лю-би-ли".
"а-мы-мог-ли".
блядь.
он не выдерживает собственной головы и ее феноменальной способности запоминать хуйню, щелкает по смартфону, отгоняя, как надоедливых журналистов, сообщения непрочитанные в сторону. палец сам собой касается иконки с голубой птичкой. все остальное тоже происходит с инерцией оттянутой пружины, все остальное - естественно и само по себе.
мирон видит свое имя в упомянутых им твитах - в который раз, эта игра никогда не надоест, никогда не прекратится, пока кто-то один из них не сдохнет.
до определенного момента мирон все просматривал, диссы слушал, которые ему скидывали (ванька опять же, чаще всего), видел пару баттлов. так они и оказались в том июле - события, затуманенные тем, что произошло после, как будто и не с ним случились, случились - от слова случай, но ведь он сам славу и вызвал. а вот встреча возле бара - это очень настоящее, живое, слова искренние, со степенью абсолюта.
и почему он тогда к нему не поехал?
вопрос из разряда философских бытий и вечностей, категория неузнаваемости.
рудбоевский принцип "лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть" мирон не разделял, на чаше моральных весов свой поступок не взвешивал. как и то, что он сейчас делает - это лучше не поддавать рефлексии, это сидит, как ебаный попсовый мотивчик, чтобы взорваться в нужный час с силой большого взрыва.
"до-ско-рой-встре-чи-до-ско-рой"
пальцами с глаз стягивает морок, потирает двумя переносицу длиннющего носа, смаргивает с ресниц сомнение. и пишет в директ.
слав.
слава.
можешь приехать?
скидывает адрес. на всякий случай, вдруг слава забыл (мирону в это верить не хочется, но удостовериться, что все получено, ему нужно).
славу так хотелось трогать на баттле, и не потому, что волновался и был под веществами, а потому что - а вот хуй объяснишь словами, таких ни на живых, ни на мертвых языках не придумали еще. для них есть свой язык, но мирон такими словами не пользуется.
мирону нужно, чтобы слава оказался здесь.
потому что с ним - другая реальность, другая глубина. полная дичь и объебанность без спидов, он его доводит до разных, очень нужных сейчас эмоций
(от кухонной до надгробной).
мирону сейчас это нужно очень. нужно, чтобы слава приехал. неважно, почему и зачем, слава об этом не спросит.
слава - поймет, иначе и хуй с ним.
но должен же.
пора возвращаться домой.
[nick]сонечка[/nick][status]ломайте копья и молоты[/status][icon]https://pp.userapi.com/c851424/v851424305/4ec33/Th-F1rsGxeA.jpg[/icon]
улетай вместе с пеплом моя тоска
я не плакал, это ветер и дым от костра
слава кпсс – смерти и вина
славин октябрь шумит океанскими волнами размеренно и спокойно, славу немножечко приподнимает – кто-то вспоминает об исторической хуйне, какой-то твит разлетается по интернету со скоростью мысли, сотни реплаев и тысячи ретвитов, и тут же опускает – тело приятно “ухает” вниз, поначалу это ново и потому волнительно, но потом к этому привыкаешь.
вот и слава привык. теперь уже не так ново и не так волнительно, теперь уже как-то привычно, и даже эти мета-абсурдные съемки на стс не радуют, даже стрёмный воющий усач.
ему начинает казаться, что августа не существовало;
что был июнь – жаркий, наполненный тёплым пивом и ваниным смехом июнь, когда они ночью съебывались от каких-то стрёмных гопников в девяткино [«нахуя нам в девяткино?» – смазанный ветром крик – «кладмэн пидорас!» – не менее смазанный ответ, до славы он долетает гласными буквами АЭ ИОА и славе приходится на ходу складывать этот паззл в своей голове].
что был июль – июль это серверная, это матрас и девочки, это мерный гул компьютера – такого старого, что помнит ещё ивана грозного, наверняка шумит из-за постоянных ударов посохом. слава бы тоже по нему ударил, если бы ему было чуть менее похуй. это приятное похуй: ничего не волнует, но и это не волнует. бесконечная зацикленная индифферентность.
а вот существовал ли в этой вселенной август.
существовал ли сентябрь.
существовали ли в этой вселенной губы мирона, прижимающиеся к славиным, существовал ли его язык, его руки, его запах – алкоголь, пот и что-то ещё, что-то неуловимо щекочущее ноздри.
существовал ли в этой вселенной фонарь?
слава едет на ту улицу, отсчитывая шаги от остановки общественного транспорта и глядя себе под ноги, чтобы не разочароваться в этом сразу – мало ли, что выдумало его воспалённое подвыпившее сознание, но фонарь там. стоит себе, железная палка, пока ещё выключенный, но слава очень хорошо помнит его свет, как оказалось, не выдуманный.
а значит было и всё остальное. и губы, и руки, и запах.
только вот что это меняет слава пока не знает. по ощущениям – ничего. жизнь по-прежнему мягко поднимает вверх на волнах и опускает вниз, перед глазами только бескрайнее небо, в ушах гулко плещется вода.
это не похоже на сентябрьскую апатию, но где-то близко. не до такой степени, что тревожит ваню и андрея: им кажется, что славика наконец отпустило, поэтому они сами его тоже отпускают, потихоньку расслабляя руки и выпуская из стальных объятий.
за то, что они не дали ему окончательно опустить руки, слава благодарен. у него никогда не получалось хорошо обращаться со словами, вопреки распространённому мнению, но он делает это как может – пишет, зовёт к себе, осторожно просит ввести в курс дела и спрашивает у андрея про новый микстейп. спрашивает у вани про гришу. готовит им всем человеческую еду, выставляя на стол бутылки хорошего ирландского эля – той же фирмы, которую когда-то давно приносил дудь. слава тогда не особо чувствовал разницу между Пивом и Хорошим Пивом – для него даже вода превращалась в какое-то подобие кошачьей мочи, не говоря уже о терпком дрожжевом напитке, но андрею вроде понравилось. слава точно помнил, как тот шутил про «удачный высер капитализма».
to make amends.
так это называется на английском. так это называется в клубе анонимных алкоголиков и наркоманов – восьмой шаг или восьмая ступень, какая к чёрту разница, как это называется, слава почти слышит у себя в ушах смиренные хоральные напевы зависимых: мы преисполнились желанием загладить вину перед людьми, которым мы причинили зло.
и пусть он не причинял зло, не прямо и не намеренно, но после исторической хуйни был тем ещё сукиным сыном, а значит пора возвращать должок.
санечке он уже своё отдал – она приезжает, забирает миску и лоток, забирает коху, оставляя славу совсем одного в пустой квартире. наедине со своими мыслями.
– хочешь одолжу гришеньку? – осторожно спрашивает ваня и почти облегчённо выдыхает, когда слава мотает головой.
мы признали своё бессилие перед алкоголем, признали, что мы потеряли контроль над собой. пришли к убеждению, что сила более могущественная, чем мы, может вернуть нам здравомыслие. смиренно просим исправить наши изъяны.
слава медленно возвращается к жизни – всё ещё дрейфует, но уже расслабленно. уже, кажется, видит берег.
а берег видит его; короткие уведомления находят славу растянутым на диване, услужливо прыгают на кончиках пальцев.
слава перепроверяет ник отправителя – он. его аватарка, его синяя галка верификации. синяя галка – принадлежность к высшему классу, такую хуй просто так получишь, ей слава верит безоговорочно.
бормочет:
– ебать
но в ответ набирает куда более бездушное и блеклое: «ок». заказывает убер, практически на автомате, ловит дежа-вю набирая адрес. потом, подумав, стирает номер дома и ставит один из самых первых на улице – со скидкой на «прогуляться» и «проветрить мозги».
за сорок минут, которые он проводит в машине с удушающим запахом хвои и не менее удушающей радиостанцией, по которой крутят шансон и блатняк, нереальность и абсурдность происходящего как-то сходят на нет, разъезжаются по асфальту цветными масляными разводами.
ну и что, что позвал.
может у него хобби такое.
какое – слава пока точно даже для себя не сформулировал, но попытки как-то рационализировать неожиданные сообщения прекратил. зачем ему это знать? что это меняет? ровным счётом ничего; карелин всё так же взлетает по лестнице, игнорируя призывно подмигивающую красным кнопку лифта, и стучит в дверь, игнорируя почти настолько же призывно маячащую на периферии зрения круглую кнопку звонка.
(игнорируя здравый смысл).
(а может так и надо: игнорировать. может это правила игры им же самим установленные).
девочка-девочка
гроб на колёсиках нашёл твою улицу
нашёл твой дом
нашёл твой подъезд
нашёл твою квартиру
девочка-девочка, гроб на колёсиках стучит: «тук-тук-тук».
гроб на колёсиках говорит
– ну как бы здравствуй
sometimes you don't say goodbye once
you say goodbye over and over and over again
over and over and over again
mike shinoda - over again
в голове раздается щелчок и легкий трест, едва уловимое шуршание: с таким звуком запускается кассетный магнитофон, и через секунду -
музыка.
уже не назойливая попса-однодневка, не мендельсон или похоронный марш - это саунды, которых никто никогда не увидит.
так нерожденные чьи-то дети ночами плачут в чужих снах, а у него - ненаписанные треки, обрывки недослушанных битов - все это скачет по кругу, как кони на винтажной карусели, которых забыли выключить после закрытия аттракциона. поступь их становится все более и более медленной, механизм заедает -
но когда они остановятся?
и когда его отпустит?
нот все меньше, музыка становится все более навязчивой, собственные мысли тянут камнем - к земле, к почве, прах к праху, и слава был прав: окси давно не ходит по краю. зачем, когда можно за него заглянуть - увидеть изнанку мира с его тянущимся, как пережеванная жвачка, нутром. увидеть в нем себя - располовиненного на гипоманию и депрессию, на расколотого по пунктирной линии, идущей от темени к ступням.
увидеть другие лица - монохромные и с размытыми чертами, что детские акварели.
увидеть одно из них - улыбающееся неестественно-морковным ртом (у него не было красной краски).
оно всегда тебе улыбается, эти крупные губы - сто оттенков усмешек, ты умеешь читать их примерно на половину, на другую же хочешь видеть их смятыми, развороченными, исходящими подсыхающей коркой (все одно твоими).
пока желания оформляются в мысли, проходит десяток минут. они движутся очень медленно, когда наблюдаешь за стрелками настенных часов - так внимательно, что слышишь только набат их неторопливой походки и учишься дышать им в такт.
и мысль такая:
я - не - хочу - чтобы - гнойный - не - приезжал.
одно отрицание перечеркивает другое.
в этом отрицании - все невысказанное с августа, все, что должно было на баттле выплеснуто вместе с эмоциями и удушающим жаром. но почему-то там - при камерах, взглядах и миллионах перспективных просмотров - это все затолкал в глотку.
да и что ты мог про него сказать, зачем рыть инфу на того, кто бесконечно может множить свои защквары и всем толкать их под антихайповским соусом?
темнеет осенними вечерами резко, тяжело, набрасывая, как колючий плед, густой туманный сумрак - с залива идет ветер, бьет в узкие щели под подоконником. телефон подрагивает в руках, как-то сам собой - они вроде и не дрожат, бесконечная лента с бесконечными оповещениями помогает создать безопасный мир. тут тишь да гладь, да божья благо-
биф - это война, помнишь?
тебе позволено выбрать оружие, и ты вместо этого - не с открытым забралом, а вообще без брони. она вся по осени слезла.
-дать, заканчивается вместе с трелью дверного звонка.
и там, конечно, слава.
какой-то сумасшедше-красивый, с блестящими глазищами своими раскосыми. и выглядит он не как тот, кто в гости (ли?) пришел, а как -
...лучше не думать, как.
мирон янович ясный свет федоров абсолютно не понимает, что должен говорить человеку, который откликнулся по первому его зову. к этому привыкаешь, когда это - бчс, женька, азартные журнашлюшки (приветик, юрочка!), пацаны из бм и фб, и далее, и далее, и далее.
но не когда это слава карелин (мирон щипает себя прямо по центру колеса на тыльной стороне, не, не сон, взаправду).
так далеко (далеко) мирон не думал зайти. еврейская чуечка говорит ему, что это все, блядь, не к добру. что надо немного поковыряться в своей колотой ране и подумать, какая мотивация у гнойного. что слово мотивация - это не очень про то, что с ними происходит во время случайных и запланированных встреч тет-а-тет. и обоснуй туда же.
вот проеб и зашквар - это в толковый словарь новой постгнойновской эры.
и стоят они тут - два чужие, ничего друг о друге не знающие, и у мирона под двумя десятками парных ребер вызревает желание - очень тупое, но от которого ком формируется в горле - затянуть его в квартиру и обнять, ну ты что, не родной, что ли.
слава на уровне первобытных животных инстинктов вызывает желание - большой и сильный, такой бы и мамонта уложил, и самку чужую увлек. но прямо сейчас мирон об этом не думает, ему эта физика вообще ни к чему, разобраться бы в метафизике. его самодовольная реплика в дверном проеме мнется с ноги на ногу.
- здоров. - федоров становится бледнее еще на два тона, но чуть розовеет скулами - бедро испуганной нимфы. - проходить-то будешь?
мирон прижимается к стене (не-дышать), чтобы ненароком до славы не дотронуться ни одной из одетых/оголенных частей тела/участков кожи/атомов, но его тепло и запах - уличный, свежий до свербения в ноздрях - доносится до него, проходит по слизистым. у федорова случается дежавю - слава снимает обувь, согнувшись циркулем, и янович уверен, что он делал это здесь уже сотни раз.
или бы он хотел, чтобы.
или déjà vu - не самая худшая обманка для того, чтобы списать на нее свои подсознательные желания.
- выпьешь что-нибудь? - мирон прячет руки в кармане толстовки на животе, сцепляет их в замок до боли, чтобы все суставы прочувствовать.
он дрожит.
мурашками покалывает пальцы, они пробегают по предплечьям и виднеются у черного ворота у самой шеи.
чего ты так боишься, мирон янович?
это, скорее, неуверенность в ситуации - мирону не нравится не контролировать все условия, все переменные. так бывает при включенном наблюдении. бывает, если действуешь по импульсу, от которого тянутся длинные нити в будущее - и они вьются вокруг веретена. постарайся только им не уколоться,
постарайся:
- давай я сразу кое-что проясню.
он говорит это больше себе, если совсем честно.
потому что если слава приехал, то ему уже должно быть все ясно, для себя уж он точно что-то решил. конечно, мирон его позвал -
конечно, решение принимал не он.
собственно, в этом и была причина, по которой он чувствовал себя неуютно в собственном доме. квартира была чистой, слабо обжитой, но по-своему уютной. с оттенком личности хозяина. мирону хотелось бы узнать, что слава обо всем этом думает, но они тут не интерьеры обсуждать собрались.
мирон проходит на кухню и отодвигает славе стул, а сам забирается на стойку - так как-то безопаснее, и он чуть на возвышении - пусть небольшое моральное преимущество, а приятно.
- я хочу попросить тебя об услуге. помочь мне. с текстом. на диза. - он слова из себя силой выдавливает, но что хуже - строчки не может выдавить вообще.
а о том, что победивший дракона сам становится драконом, давно всем известно.
так что давай, принцесса.
осталось только уговорить, пообещав... а, пусть, что дракон пожелает.
самого главного не украдешь.
мирон второй раз смотрит прямо славе в лицо за сегодня - там, когда близко, было боязно.
вот если сейчас уебет - со стойки будет больновато падать.
больновато, но пережить можно.
[nick]сонечка[/nick][status]ломайте копья и молоты[/status][icon]https://pp.userapi.com/c851424/v851424305/4ec33/Th-F1rsGxeA.jpg[/icon]
все мы едем вникуда, по шоссе из никуда
только я дымлю на заднем, а ты тупишь за рулем
слава кпсс – опять надо жить
слава говорит:
– чай. если есть зелёный – заебись.
а сам думает, насколько дежурным по всем параметрам был этот вопрос, и может лучше бы его проигнорировать, лучше бы развернуться, лучше бы перебежками по ступенькам и на улицу, там где морозно покалывает лицо и щекочет руки.
не лучше, но проще.
а лучше ли – это ещё неточно, но конкретно сейчас точно нет; конкретно сейчас хочется быть ведомым (за судьбой и мироном в частности).
это его крест, его планида. приезжать на чужой зов безо всяких сомнений и возражений, не спрашивая зачем и почему, просто приезжать. как собачка, которую на время выпустили на улице побегать, но вот раздаётся свист, а значит пора бежать к хозяину.
самое странное, что славу это, в общем-то, устраивает.
он прибежал сейчас и уверен, что прибежит в следующий. и через один. и на четвёртый раз, на пятый, на шестой. ведомый интересом и ещё чувством какой-то должной обречённости, как будто у него нет выбора, как будто он уже дал кому-то обещание всегда отзываться.
от этого славу бросает в дрожь – мистическая хуйня, пугающая и непознанная. замай в этой спиритической орфической хуете разобрался бы очень быстро, сразу бы определил кому и в какой из своих прошлых жизней нагадило воплощение славы карелина. или не нагадило – помогло, и поэтому он теперь привязан крепко-накрепко, не освободиться.
он ловит нервоз мирона, почти физически ощущаемый и осязаемый, сам начинает трястись, сука, воздушно-капельным путём принимая бациллы тревожности, заболевает.
«надеюсь, болезнь не летальна»
летальна другая – та, от которой мурашки по коже. та, из-за которой он приехал сюда поздним вечером, на другой конец города. в красивую и холёную – такую же, как и её владелец – квартиру оксимирона.
названия у этой болезни нет, диагноз хуй поставишь.
а значит и лекарства нет.
а значит скоро славочка сдохнет.
в анамнезе – три короткие встречи, пара вскользь оброненных фраз и строфы зачитанных раундов, которые и за диалог-то нормальный не считаются. и куча искр. и поцелуи.
и много мыслей.
славочка вообще на баттл мирона вызывал с кучей завышенных ожиданий.
думал, что встретится с кумиром, что-то давно позабытое, оставленное на форумах под ником «миф», что так хорошо резонировало со славиным. а встретился с объёбанным и слабым, не по тексту даже, похуй на рифмы, схемы и панчи, а по запалу – как зажигалка, из которой всю её внутренность слили и которая теперь беспомощно шмонит газом.
столкновение с идолом не выдержало злобной реальности, не выдержало оно тогда – в чёрной рубашке, играющийся с фирменной зиппо, отстукивающим кабальный ритм новёхоньким рибоком, не выдержало и потом – рубашка становится розовой, зиппо исчезает, вместо неё в руках периодически бутылка воды, в глазах зрачок разливается по ареалу, такой большой.
встреча под фонарём в эту схему не вписывается категорически, выпадает сюжетно и повествовательно, от неё волнами по телу диссонанс, как будто происходит не с ним и не здесь. как это называется? зачем славик полез в самый омут, усложняя и без того нелёгкое?
никакой определённости – кто они теперь друг другу и зачем, по какой линии общения поведение выстраивать, а слава-то и не думал, что общение вообще будет; думал, мирон ему никогда не напишет, да и сам он на большее, чем дерзкие твиты с собачкой не способен, думал их взаимодействие так там и сдохнет на думской, вместе с мироновым «я поеду домой» (и ведь до сих пор помнит, до сих пор в голове мазохистски прокручивает, разбирает слова на буквы и буквы на палочки и кружочки, конструктор лего для изощрённых медленных пыток, до сих пор неприятно ёкает где-то под рёбрами) – протянутая рука, по которой шлёпнули, чтобы не зарывался.
а тут вот он – близко и рядом, в той самой квартире, в которую он потом на убере поехал, где он спал той ночью – спал ли вообще или ворочался в кровати, как славик, пытаясь пересчитать стадо овец и утянуть себя в чёрный омут.
с этой точки зрения квартира приобретает исследовательский интерес, красками наполняется. слава как будто на минуту оказывается на самом пороге головы фёдорова, приоткрывает дверь и воровато заглядывает внутрь. здесь мирон ест, здесь он спит, здесь ебётся с группиз или с кем он там вообще ебётся (слава, да и все остальные фолловеры паши техника в инстаграме, знают с кем) – от мысли этой волосы на славином загривке дыбом становятся, мурашки пробегают по рукам гусиной кожей, как будто холодно, но вот только не холодно – жарко.
не то, чтобы он раньше себе оксимирона в разных позах не представлял, но это всё было абстрактно, а теперь оно, визуализированное, обухом карелину бьёт по голове. он снова попадается в ту же самую ловушку, в которой был уже бессчётное (три – не такое уж и бессчётное, хватит пальцев одной руки) количество раз. он снова позволяет своему и без того не самому проворному и светлому сознанию соскользнуть куда-то за пределы мыслительного к чувственному.
фантазия куда приятнее жестокой и суровой реальности, к славику в последнее время беспощадной, и ему всё ещё кажется, что он фантазирует, когда мирон просит помочь ему с текстом на дизастера, а потому кивает на автомате, просто чтобы на реплику ответить, а потом ловит фразу за хвост, дёргает на себя резко, вчитывается-вдумывается в расплывающиеся перед глазами звуки.
– хуя.
легче было бы поверить в то, что слава замечтался, но лицо мирона предельно серьёзное, он ждёт более развёрнутый ответ, а слава его дать пока просто не способен – залип.
завис, как старенький компьютер на пентиуме, будь славик в родной серверной, он бы нахуй перезагрузил это чудовище, где бы только у самого себя найти кнопку «restart».
он смотрит пристально на мирона снизу-вверх (приятное разнообразие) и задумчиво жуёт нижнюю губу. что-то тут не так.
мирон янович фёдоров не производит впечатление человека, который попросил бы помощи с чем-нибудь настолько интимным, как текст для баттла. у славы были затупы, множество их, и пусть он и старался черпать вдохновение в книгах или текстах других баттловиков, свой текст он всегда «рожал» сам, через боль и творческие тупики. в самых сложных ситуациях звонил ване, скулил в трубку «хочу плюшечку» или «нужен разгон», ваня злился и ворчал, искал на «гидре» товар, ехал за кладом.
славины подружки – водянники и таблетки, охуительно горячо смотрящиеся на высунутом языке – разгоняли его мозг на такие скорости, на которые он и сам не думал, что способен.
но мирону предлагать таблетки он не будет – биполярка ты типа грибок, собственный гнусавый голос и навязчивый бит шнуровской «свободы» ехидно занимают прайм-тайм на несколько секунд, но резон в этом есть.
помогать писать текст на баттл – это всё равно, что ловить за человека рыбу. или, блять, как там говорится. дай человеку удочку..
а славе бы сейчас удавку.
он хочет подобрать правильные слова, он сейчас как на минном поле: шаг влево или шаг вправо – рискуешь наступить на мину, рискуешь взлететь на воздух, слава больше не хочет свою удачу провоцировать, он уже за их встречи пиздел достаточно, чтобы понять, что мирон похож на пороховую бочку.
никогда, блять, не знаешь, развеселит его твоя реплика или разозлит.
не влезай – убьёт.
– я не могу тебе в этом помочь, дядь, – слава осторожно пробует слова на вкус. – ты сам знаешь.
«вот примерно тут посылают нахер, типа, если не можешь помочь, нахуя вообще приходил»
– могу подержать волосы, пока ты блюёшь. ну, метафорически блюёшь. типа...словами. на бумагу. или в ноутбук. честно, дядь, хуй знает как у тебя этот процесс идёт, я слышал у меня очень вдохновляющее присутствие.
«нет, нахер идут после такого»
просто верь мне как ребенок, что так можно
тогда сможешь ты
сорвать плоды
те, что другие не смогли.
pyrokinesis - я приду к тебе с клубникой в декабре
слава на его кухне, в его квартире - от этого можно опьянеть без капли алкоголя, потому что это что-то такое... запредельное, пускать его на свою территорию, открывать дверь, преломлять хлеб. в баре, на улице - это можно, это пожалуйста, но в собственную квартиру звать?
мирон не придумал подходящее "затем, чтобы" в ответ на этот вопрос.
он хоть и исходит мурашками, а все равно это как-то логично получается, в самых извращенных геометрических понятиях - что слава вписывается в его окружность и проходит по одной из дуг, своей радужкой впиваясь больно;
мирону очень нравятся его глаза.
да он в жизни ничего притягательнее не видел.
и нужно себя одергивать, щипать за кожицу у запястья рядом с выступившими венами, потому что искать в гнойном, который сидит на стуле в его собственной квартире эстетику - вот этого не хватало его.
но мирон все равно залипает иногда - не очень осознано, он сейчас слабо с собой справляется, белый шум на периферии сознания его почти что бесит.
внутренний голос пытается что-то едкое выдать про пидорские понятия, но окси от него вяло отмахивается, пусть в жопу идет, этот голос внутренний, червоточины сомнения и больные мысли.
мирон щелкает кнопку на чайнике, сосредотачиваясь на звуках булькающей воды, вжимает голову в плечи - как будто что-то закончится, как только он закипит, и вместе с тем, как вода будет окрашиваться в янтарный, что-то навсегда исчезнет.
мирону больно от всех этих мыслей почти физически, почти до едкого кома тошноты у диафрагмы, но славино присутствие как-то все скрашивает.
и это, кажется, не очень хорошо, потому что где-то тут и начинается за-ви-си-мость, где-то тут начинаются попеременные проверки телефона на предмет непрочитанного сообщения, где-то тут происходит коллапс из-за несоответствия ожиданий вечного и прекрасного буднично-серому и мимолетному. так эти истории обычно начинались, так и -
но эта не та история.
силы покидают мирона как-то очень внезапно, мысли мозги выедают, но он все же удачно спрыгивает со стойки, открывает кухонный ящик и даже достает славе чашку из тонкого фарфора с традиционным китайским узором, на секунду едва не улыбается мыслям о том, как она будет смотреться в больших славкиных лапищах.
едва не.
по науке заваривает чай, хороший и листовой, привезенный прямо из fortnum & mason в красивой жестяночке. все, все для дорогого гостя. мирон и себе не признается, но ему хочется, чтобы славе понравилось. чтобы славе захотелось остаться.
зачем и надолго ли - пока он не придумал, на следующую льдину нужно вступать очень осторожно, особенно если раньше услышал треск.
мирон подходит ближе к нему, и смотреть вот так сверху как-то даже приятно, ракурс удачный -
и слава карелин все еще, блядь, красивый.
окси ставит чашку на подставку, чуть придвигает ее ближе к славе, шепотом уточняет:
- горячо.
и одно очень неловкое мгновение - из тех, что в фильмах и книгах о фатализме и выборе обычно ставят ключевыми - стоит рядышком, перекатываясь на пятки.
шаг назад. назад. назад.
капитуляция, вместо флага - белое полотно собственного лица.
а слава пусть свой чай пьет.
и пусть говорит этот свой бред - это даже не раздражает сейчас, ведь как только он начинает что-то говорить - даже как будто искренне, как будто оправдываясь за то, что поясняет прописные истины - мирону совсем неважно. гнойный бы наверняка взбесился, если бы понял, что мирону абсолютно все равно, что он ответит.
но слава - слава отвечает правильно.
иначе и нельзя.
он не встал и не ушел, и даже удостоился чести выпить королевский чай.
и именно это для мирона означает правильно.
правильно с того самого момента, когда получает в ответ на свою мольбу о помощи (так это было для федорова) деспотичное "ок", этот милый универсальный ответ; когда получает самого славу в пределы напичканной дорогими игрушками и фурнитурой премиум-класса квартиру; когда заваривает ему чай и даже добавляет туда щепотку пряностей для вкуса, ванька бы сказал - мироновский чай.
- так ты останешься. - это звучит тихо и бесцветно, почти вопросительно, но в конце мирон сглатывает интонацию и получается утверждение.
останется.
будет тут... уничтожать стратегические запасы элитного чая и поглощать кислород. даже этого много - что слава тут с ним и дышит.
и что он останется, потому что он приехал в очень нужный и важный момент - они оба не осознают, насколько (когда фаза пройдет, мирону нужно будет поблагодарить славу. от чистого, чистого, чистого сердца, кроме шуток).
обычно люди его раздражали, когда он работал. максимум, чье присутствие он мог допустить - какого-нибудь симпатичного пушистого существа, которое вьется у ног и приятно мурлычет. может если славу попросить, он и тут не откажет
но тут иное дело - мирон как будто оказался в святилище в поисках вдохновения и приносит свою жертву богу грайма. свои подношения.
он снова запрыгивает на стойку - элементарно потому, что так наиболее далеко от славы, keep your distance, man, в два клика открывает заметки в телефоне и удаляет все записи, в которых пытался в текст, но не получалось, после чего выключает айфон и хватает первый блокнот, который оказывается в пределах досягаемости.
и это, черт возьми, почти жарко и возбуждающе, почти как стриптиз - писать рядом со славой текст на баттл, зная, что он победил тебя, он был лучше тебя, и по многим параметрам, может, и сейчас лучше (хотя музыка - говнище, конечно же), и все же пытаться вордплеить на своем ист-лондонском языке. долго так сидеть неудобно, спина затекает уже через пару минут, тяжелеют веки воспаленных глаз, да и тишина - давит.
- го в гостиную. - говорит он голосом человека, от которого уже просто невозможно уйти, щелкает ручкой несколько раз и уходит в соседнюю комнату - с широкими кожаными креслами и диваном, самую большую в доме, а потому точно можно не бояться спонтанных взаимодействий. комната, как и кухня, напичкана дорогими игрушками - домашний кинотеатр, хорошо фаршированное железо компа и стереоустановка, и плойка есть - но всем этим даже рудбой чаще пользуется, чем мирон,.
- не уверен, что помню, как тут что включается, но ты разберешься. - в кресле мягко, уютно, хорошо, так что и голос теплеет, обретает краски, звучит почти интимно. - музыку или кино - на твой вкус.
щелкает ручкой. свет от торшера приятный, масляный.
- слава. - короткое, рубленое, на выдохе.
на языке покалывает мятной конфеткой имя его.
- удивишь? - певучее, тонкое, с прищуром.
строчки на разлинованный лист выписывает, ноги поджал под себя.
хорошо.
дома.
Вы здесь » every other freckle » the wild boys » признаки жизни // солнце мёртвых